В начале июня в правительство и Центробанк был направлен документ под названием «Предложения по развитию деятельности инвестиционных платформ и превращению их в эффективный инструмент небанковского финансирования субъектов МСП». Документ был подписан тремя экспертами: председателем Совета ТПП РФ по финансово-промышленной и инвестиционной политике Владимиром Гамзой, директором Центра компетенций цифровой экономики РЭУ им. Г. В. Плеханова, профессором Сергеем Безделовым и исполнительным директором Ассоциации операторов инвестиционных платформ Кириллом Косминским. О том, чем вызвано появление этих предложений и почему инвестиционные платформы в России не могут развиваться в полную силу, мы беседуем с одним из авторов предложений, профессором Сергеем Безделовым. 


— Сергей Александрович, в чем суть данного документа?

— Документ родился по итогам совещания на платформе Аналитического центра при правительстве Российской Федерации, в котором участвовали представители Центрального банка, ведущие инвестиционной платформы и ассоциации краудфандинга. По итогам этих выступлений Торгово-промышленная палата, Ассоциация операторов инвестиционных платформ и я как представитель Центра компетенций цифровой экономики РЭУ имени Плеханова сформировали предложения, состоящие из 12 пунктов, призванные устранить ограничения, которые, на наш взгляд, мешают развитию инвестиционных платформ. Документ мы отправили и в Аналитический центр, и в Центральный банк. Аналитический центр также консолидирует всю информацию от участников и делает некий сводный документ, который будет, наверное, направлять и в Центральный банк, и в Минэк.

— Удивительно, ведь инвестиционные платформы уже легализованы!

— Да, их деятельность регулирует 259-й федеральный закон, который изначально назывался Законом о краудфандинговых платформах. Теперь он называется Законом об инвестиционных платформах. Сейчас Центральный банк зарегистрировал первую платформу. До первого января все инвестиционные платформы работали в серой зоне. Теперь, по идее, все платформы должны до первого июля встать на учет в Центральный банк. Но, к сожалению, в рамках этого закона мы видим ограничения, которые мешают работать инвестиционным платформам в полной мере.

— В чем же дело?

— В мире выделяют три главных разновидности краудфинансирования. Это краудлендинг, то есть займы; краудинвестинг, то есть работа с уставником, и краудфандинг — почти благотворительность. Есть еще более мелкие дробления, они тоже очень важны для экономики, например краудлизинг. Мы сейчас в рамках Торгово-промышленной палаты разрабатываем подходы к краудфакторингу. В этом очень заинтересован, например, ВТБ.

— То есть закон не охватывает все разнообразие краудфинансирования?

— Мы сейчас уже отработали в белой зоне практически пять месяцев полных и можем сказать: закон нам позволяет нормально работать только в краудлендинге. Так как закона о ЦФА пока нет, то и цифровыми утилитарными правами пользоваться тоже пока нельзя.

— Вы имеете в виду крипту?

— Это не крипта. Эмиссия унитарных цифровых прав, назовем их токенами, регистрируется в ЦБ. Это именные, прозрачные, понятные инструменты, которые в себе несут различную многогранную информацию. Платформы могли бы с ними работать уже сейчас, если был бы принят Закон о цифровых финансовых активах. Третье назначение — мы можем торговать облигациями и акциями, которые не торгуются на бирже. Но Закона о цифровых активах нет — торговать цифровыми правами мы, по сути, значит, не можем. Облигациями можем, но это непростая составляющая. Нужно найти организацию, которая бы пошла на выпуск облигаций. Это тяжело, поэтому фактически у нас остается только краудлендинг. Но как можно работать только в одном краудлендинге, когда есть инструменты и возможности для краудинвестинга и краудфандинга?

— Мы сейчас говорим о правовом режиме, а есть ли экономические предпосылки для развития вашего бизнеса?

По сути, это деньги для инвестиционных платформ. Это наши клиенты. Но мы сейчас работаем только как некая прикладная составляющая банковской системы, потому что на рынке нет институциональных инвесторов, кроме банков. Венчурных фондов, частных инвесторов очень мало, а краудфинансирование — новая отрасль. Частные инвесторы сейчас идут на биржу, работают с инвестиционным счетом, там есть преимущества, есть налоговые льготы, есть стимулы. У нас ничего нет. Мы даже платим НДС.

— Поэтому в своих предложениях вы ставите вопрос о налоговых преференциях для инвестиционных платформ. 

— Совершенно верно. Пока получается так, что мы все сейчас идем так или иначе через банки, то есть все яйца кладутся в одну корзину. Но из банков деньги забирают, а у нас преимуществ и преференций нет. Люди, которые забирают деньги, о нас мало знают. Они перекладывают взятые из банков деньги куда-то в другие инструменты. Хотя почему бы не перекладывать в инвестиционные платформы? Но для этого необходимо, на наш взгляд, убрать из закона некоторые ограничения, а именно: запрет для платформ работать с активами, которые требуют государственной регистрации.

Ведь это же означает, что мы не можем работать с залогами. Даже в лендинге инвестор не может дать какому-то предприятию займ под залог недвижимости, потому что залог регистрируется в госорганах. Разве это нормально, тем более в кризис? Ведь будет огромное количество невозвратов. Это станет мультипликатором кризисных явлений. Проблема, однако, еще и в том, что даже если мы сейчас это ограничение снимем, мы не сможем проводить регистрацию залога дистанционно. Вот фирма говорит: «У меня есть объект недвижимости. Дайте мне денег, я заложу вам мой объект недвижимости». Нормальная сделка, цивилизованная. Но мы не можем здесь сработать еще и по причине того, что нам запрещено работать с правами, которые требует нотариального заверения; эти ограничение, я считаю, надо снимать. Обдуманно, аккуратно, осторожно, в рамках новых рабочих групп при законодательных и исполнительных органах власти.

— Думаю, не только вы одни хотели бы весь документооборот перевести на удаленку…

— Инвестиционная платформа — это детище цифровой экономики, дистанционка для нее органична. Но мы не можем работать с правами, которые требуют нотариального заверения. Мы не можем давать деньги под залог долей недвижимости, потому что требуется нотариус. В рамках закона мы можем проводить сделки без нотариального заверения, что в итоге получается — бланковый кредит со всеми вытекающими проблемами. Нотариус же обеспечивает безопасность сделки, он снимает огромное количество рисков. Также невозможно дистанционно, не выходя из дома, обеспечить переход долей, потому что обязательно нужно идти к нотариусу и в налоговую. А выход из дома — нарушение карантинных мероприятий. Рано или поздно их снимут, но не исключена вторая волна. Сейчас все организации сориентировались, как внедрить удаленку. Даже приемные комиссии в вузах фактически за полтора месяца полностью перешли на дистанционку. Почему мы это не можем делать?

— Не получается ли так, что вы специально под инвестиционные платформы хотите вообще провести реформу нотариата, чтобы он стал работать на удаленке?

— На самом деле тут никакой реформы нет. Я вижу, что во многом нотариат уже переходит на удаленку. Остались некоторые чисто технические моменты и вопросы электронной цифровой подписи. Пока же то, что мы сейчас делаем, это 2–3% от наших возможностей. Причем предприятия готовы брать деньги под большой процент, потому что в банках им кредитов не дают из-за нормативов банка. Мы готовы для таких предприятий быть чистилищем, так как мы — институциональные игроки небанковского финансирования. Мы можем упаковывать проекты, не подходящие банкам, и передавать их банкам, когда они для этого «созреют». Мы можем сейчас собирать под некие пулы залогов, которые имеются у предпринимателя, например, той же недвижимости 30% нужного финансирования, а на оставшиеся 70% — приглашать институциональных кредиторов. Инструментов много.

— Какие бы вы хотели налоговые льготы?

— Мы хотели бы, чтоб у нас была льгота по подоходному налогу, по аналогии с инвестиционными счетами. Мы хотим, чтобы отменили НДС. Кроме того, у нас очень суровые обязательства по рекламе и регламентации номинальных счетов — хотим снять эти ограничения. А если мы начнем работать сейчас с долями и с залогом долей, то попадем под действия Закона о защите капиталовложений №69 от 01.04.20 года, а это наше конкурентное преимущество.

— Не опасаетесь ли вы, что столкнетесь с сопротивлением ваших конкурентов: банков, может быть, инвестиционных банков?

— Не мы — инициаторы того, что люди забирают $8,3 миллиарда за четыре месяца. И не мы, а председатель правления Сбербанка начал говорить о грядущем системном кризисе банковской системы осенью. Об этом же начала говорить председатель Центрального банка. Отраслевые союзы начали говорить, Торгово-промышленная палата, «Опора России». Мы — конкуренты, но мы уже есть. Мы готовы сотрудничать. Если люди забирают деньги из банковской системы, если банки не финансируют реальный сектор экономики, не дают кредиты малому и среднему бизнесу, что делать? Сейчас, по статистике, основной капитал малого и среднего бизнеса всего лишь на 8% формируется за счет инвестиционных кредитов банков. Но экономике-то надо жить.

— В заключение: что сейчас представляет из себя российская индустрия инвестиционных платформ? 

— В 2019 году активных игроков было порядка 40. Сейчас, может быть, 70. Но платформ, которые попадают под требования Центрального банка, я думаю, 15 максимум, а зарегистрирована сейчас одна.

— Вы рассчитываете, что в итоге должен родиться какой-то законопроект, который внесет правки в действующий закон?

— Сложно сказать, каким образом будут внесены изменения, но надо начинать об этом говорить. Надо делать нормальную отрасль, а не приложение к банковской системе.